Несомненно, политическим событием года на Украине стала конституционная реформа, затеянная Порошенко (менять Конституцию под себя становится хорошей украинской традицией). Однако параллельно с ней проходит менее заметная, но гораздо более важная для рядового украинца реформа — административная.
Говорили о ней давно. Еще 12 лет назад, когда автор этих строк выбирал себе тему для диплома, проблема была на слуху. Впрочем, с той поры ее контуры многократно менялись, и оценить, к чему же в результате идет дело, можно только теперь.
Забавно, что ее обсуждение вы вряд ли встретите в обычной повестке СМИ. Объясняется это просто: реформа предполагает, в первую очередь, серьезные изменения обычной жизни жителей сел, п.г.т., максимум райцентров. Да, совокупно в них проживает немалая часть населения Украины. Однако фокус СМИ как правило редко улавливает проблемы даже областных центров — только столица и изредка самые крупные города. В результате проблем 40% населения для СМИ как бы и не существует.
Далее. Если вы и найдете в прессе что-то о грядущей реформе, наверняка речь будет идти об образовании громад, которые теперь становятся самым нижним административным звеном и своего рода кирпичиком местного самоуправления. Типичная громада — 40 000 — 50 000 человек, т.е. 3-4 громады на район.
Далее обычно следует рассуждение о том, что наладить самоуправление в рамках района непросто, а разбитые на громады и осознающие свою единую судьбу граждане будут более активны в решении насущных вопросов. Некоторые вспоминают опыт самоуправления античных полисов с тогдашним порогом эффективности. Однако обходятся вниманием куда более важные вещи.
Признаюсь, что и в мой фокус внимания они попали скорее случайно — разговорился с тестем друга, жителем небольшого украинского городка. Их еще весной приглашали на собрание, рассказывали о громадах и самоуправлении. Однако гораздо больше моего знакомого и его соседей заинтересовало другое: укрупнение школ и фельдшерских пунктов — постоянная угроза украинских деревень.
Вот представьте себе. Две деревни, в обоих есть школа и какая-никакая больница. После укрупнения школа и больница остаются только в одной из них, жителей второй деревни прикрепляют к этим учреждениям. Туда же, при необходимости, переводят учителей и медработников. Что видит в этом житель крупного города? Экономию бюджетных средств. Именно ею и руководствуется чиновник, который как раз и живет в крупном городе, а совсем не в деревне. И вроде и возразить нечего, ведь экономия — это хорошо, правда? Поэтому мы пока возражать не будем, а просто посмотрим на ситуацию глазами тестя моего друга, а не глазами киевского чиновника.
Если в его деревне не станет школы и больницы, она станет неперспективной. Был в советское время такой термин, рожденный слишком убежденными урбанистами. Однако жителю такой деревни недосуг вести споры относительно корректности термина. Потому что перед ним встают как минимум 2 проблемы.
Во-первых, детям теперь придется добираться до школы несколько километров. В лучшем случае. В худшем — пару десятков. Да по сельским дорогам, да по распутице и сугробам — школьный автобус, анонсированный еще Кучмой, не доехал еще до слишком многих деревень. С врачами та же история. Пока он доедет (это мы сейчас хороший вариант берем, а то ведь можно и самому в больницу потопать), помощь может быть уже не нужна. Значит нужно переезжать.
Закрытие школы и больницы в деревне сильно снижает ее привлекательность, а значит и стоимость домов и земли. Переехать, как сказал бы один известный политик, смогут не все. В основном молодежь. Останутся доживать старики и те, кому уж совсем некуда и не за что податься. Какое-то время такие деревни еще будут существовать, но в целом они обречены: одно, максимум два поколения.
Что осталось за скобками? Правильно, земля. Огороды, сама деревня и, наконец, паи. Речь о внушительных площадях, которые в ходе административной реформы окажутся в своем роде бесхозными: в том смысле, что их хозяевам станет не с руки заниматься их обработкой. В результате они будут уходить покупателям или арендаторам за бесценок.
Следовательно, перед нами реформа не столько административная, сколько земельная. Крупные агрохолдинги, нацеленные на выращивание экспортной продукции (кукурузы, подсолнечника, пшеницы), заинтересованы в сокращении количества населенных пунктов и количества самозанятых сельских жителей. Это увеличивает предложение земли на полулегальном ее рынке (а значит и снижает стоимость покупки/аренды), снижает стоимость рабочей силы. Укрупнение населенных пунктов к тому же снижает т.н. административные расходы холдингов (проще говоря количество взяток), которые им приходится оставлять в сельсоветах.
В истории Европы такой процесс известен под названием «огораживание» — крупные английские землевладельцы постепенно вынуждали английских крестьян продавать землю (иногда просто отнимали), устраивая на ней пастбища для овец: овечья шерсть шла на производство сукна, экспортный потенциал которого значительно превышал отдачу от наделов мелких фермеров.
Огораживание стало причиной сильнейшего социального кризиса в Англии. Обезземеленные крестьяне превращались в бродяг. «Ваши овцы, обычно такие кроткие, довольные очень немногим, теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже людей, разоряют и опустошают поля, дома и города», — так описал происходившее Т. Мор в своей «Утопии».
Украину в самом ближайшем будущем ждет нечто похожее, с той лишь поправкой, что никаких овец (а, следовательно, и развития обрабатывающей промышленности) на Украине не предполагается. Украина повторит привычный для колоний путь трансформации народного хозяйства: гипертрофированное развитие экспортных сырьевых отраслей без обработки; сосредоточение основной доли городского населения в нескольких мегаполисах; отъезд на заработки/в эмиграцию колоссального количества трудоспособных граждан (частью это как раз и будут согнанные с земель административной реформой).
В результате такой административной реформы возникнут не только громады, но и значительно увеличатся феоды крупных и мелких бизнесменов. И именно они будут реальным, ощутимым итогом всей этой чехарды с громадами.
Как уже отмечалось, административная реформа тесным образом связана с конституционной, одним из фетишей которой выступает так называемая децентрализация. «Так называемая» потому, что на самом деле никакой децентрализации не происходит, власть попросту переходит от центра к представителям центра на местах. Не последнюю роль в этом процессе играет и пакт по разделу коррупционной ренты (тема довольно обширная для того, чтобы описать ее в двух-трех словах. Подробнее можно почитать здесь), который перестраивает созданную Януковичем вертикаль под новую власть. В ходе этого перестроения на местах неизбежно формируется новая «президентская гвардия».
Децентрализация на практике будет выглядеть как перекрашивание экс-регионалов в порошенковцев и переформатирование прежней вертикали в новую. И лендлорды, оформившиеся при прошлом режиме, при новом только окрепнут — в такой-то питательной среде.
Живой пример тому — фермерское хозяйство одного из кандидатов в депутаты на Николаевщине. Возможно вы даже знаете эту громкую историю лета 2013 года. Если кратко, урожай и землю у него пыталась отнять тогдашняя местная власть. Под крайне серьезным покровительством пыталась (вроде бы даже сына тогдашнего генпрокурора Пшонки). Но наглость погубила, неаккуратно сработали, дошло до крупного скандала в СМИ. Потом как-то утихло, а после властям стало и вовсе не до него — в креслах бы усидеть.
И вот теперь, через пару лет сиквел: снова пытаются отобрать землю и урожай. Причем все те же, кто отбирал в 2013 году. Не помогает даже то, что в прошлом году владелец агрофирмы стал депутатом от президентской партии. Если такое происходит с народными депутатами, представьте, как будут обходиться с простыми людьми? С планом же реальной децентрализации, расширявшим права регионов (в том числе и против произвола центральной власти), власть не согласится. И тут ничего личного, как говорится. Просто ей нужно вертикаль укреплять, а без крупных и лично зависимых феодалов на местах вертикаль как-то не укрепляется.
Иван Зацарин
